Фик по Primeval. Мой. Исполняется впервые.
Опять хрень какая-то. На этот раз даже не смешная, а наоборот. Тоскливо мне. Но остановиться не смогла.

Итак, в море - тупая размышлятельная зарисовка, у других я такие читаю крайне неохотно, и обычно бросаю на середине. Но блин, оно пёрло, просто конкретно. Заастопорилась только на начале и на финале.
А середина написалась сама и почти моментально - в маршрутке начала, в обед закончила.
Блин, как бы я хотела серьёзно вот про это в сериале... но, кажется, меня ждет полный облом по этой части вообще. Хотя кто их знает, конечно. Надежда прекрасное чувство, и жить ему осталось неделю. Даже меньше, потому что спойлеры я услышу раньше, чем посмотрю.

Шапки писать не умею, поэтому строчкой:
Джен, умеренные спойлеры - 3-4 сезон, претензии "ООС и не так все было" отметаются заранее, я догадываюсь, что всё было не так, но я хочу чтоб так, и чтоб вот этак. И Беккер тут - мой Беккер, если не ваш - я не специально, он сам пришёл, как и второй персонаж.
На истину в последней инстанции не претендую, я просто давно брежу этими отношениями, только вот написать ничего существенного не смогла.

Он улетел, но обещал вернутьсяОн улетел, но обещал вернуться

Беккер сжимал пальцами запястье Дэнни Куинна и нервно считал пульс. Практически норма. Он поднял голову, встретил напряжённый взгляд Мэтта, еле заметно кивнул, и тут Куинн пошевелился и глубоко вздохнул. Беккер представлял себе, что тот чувствует – когда-то он заставил Мэтта выстрелить в него, чтобы доказать неэффективность ИМД. Результат оказался незабываемым из-за головной боли и тошноты, сопровождавших капитана еще пару суток после выстрела. Но, даже представляя себе всю гамму ощущений Дэнни, он не смог удержаться от улыбки. Ему не было смешно – это была радость, едва ли не больше той, что он испытал, когда вернулись Эбби с Коннором несколько месяцев назад. Он почти похоронил Дэнни за это время. "Почти", потому что пока тела не нашли, Беккер считал его пропавшим. Однако "пропал в далёком прошлом, кишащем динозаврами" - это все равно что погиб. Почти. Почти - потому что вот он, живой и здоровый, привычно сыпет шуточками, морщится от боли и одновременно сияет от счастья - команда в почти полном составе по эту сторону аномалии для него также неожиданна, как и для них его собственное явление.
Глядя на Эбби, которая не знала, смеяться ей или плакать, на обалдевшего от радости Коннора, чувствуя, как в собственной груди надуваются и лопаются радужные пузыри счастья, Беккер подумал, что, наверное, они действительно давно стали одной семьёй, для которой ни время, ни пространство не помеха.

***

Почти сразу после смерти Каттера они напоролись на серьёзную проблему в виде вырвавшегося из аномалии гигантозавра. И тогда же в их команду неожиданно влетел - буквально, на вертолёте, - Дэнни Куинн.
Первым его принял Коннор. Без вопросов, не заморачиваясь на реакцию начальства. Дэнни просто спросил «Куда это нести?», и Коннор так же просто начал им руководить, как остальными своими помощниками. И это, похоже, тогда решило вопрос. Хотя Беккер до последнего вполголоса рекомендовал Дженни применить к настырному волонтёру жёсткую военную силу - до тех пор, пока джи-рекс не вырвался из аномалии на местный аэродром, и капитану стало не до помощника-нарушителя. А потом Дэнни купил его своим безрассудным, дурацким, но по-настоящему смелым поступком, уводя джи-рекса за собой обратно в аномалию.
И все-таки Беккер оставил бы его там, в Меловом периоде, если бы Дженни не заупрямилась. Безопасность людей из его команды и мира за их спинами была важнее жизни одного отважного навязчивого парня, хотя, конечно, Беккер предпочёл бы не жертвовать никем. Поэтому, когда Дэнни успел выскочить из сверкающего провала, капитан действительно был рад видеть эту рыжую физиономию. Однако демонстрировать он это не стал. Незачем.

И правильно сделал, потому что во время следующего явления Дэнни Куинна, уже в ЦИА, Беккеру отчётливо хотелось его придушить. Правда, пришлось признать, что Дэнни его буквально носом в лужу ткнул, как щенка. Дыры в системе охраны, которыми легко пользуется первый встречный – штука серьёзная, особенно если ты начальник службы безопасности... Желание придушить меньше не стало, но объективно Дэнни оказался полезен. Снова.

Капитан мыслил трезво, и когда Лестер внезапно не просто принял Дэнни в команду, но и назначил главным, Беккер уже даже в глубине души согласился. Команду должен возглавлять мужчина, а то, что Куинн - бывший коп, добавляло ему балл в личном рейтинге капитана. В плюс к уму, предприимчивости и смелости. Беккер сразу после назначения признал его главенство не только по приказу сверху - он довольно быстро принял неугомонного Куинна и по-человечески. И не просто принял.
Когда Кристин Джонсон захватила ЦИА, капитану пришлось играть роль агента 007 и изображать повиновение новой начальнице. Во всём этом самым неприятным было вовсе не подчинение её приказам и не то, что ему пришлось, пусть и ради спектакля, пойти против своих же людей. Он с самого начала решил, что постарается помочь отстранённому Лестеру вернуть ЦИА, и, когда арестовывал Дэнни с командой, уже знал, что его стараниями Джонсон досиживает в кресле руководителя ЦИА последний час. Знал, что через час вся команда поймёт, что он никогда их не предавал. Да он и не смог бы их предать по-настоящему, пошёл бы под трибунал, но не смог бы - и оттого ещё паршивее было увидеть презрение в глазах Куинна и услышать брезгливое "оловянный солдатик". Беккер сам не ожидал, что мнение Куинна для него стало так много значить. Даже наверняка зная, что через час все будут его носить на руках, он чувствовал себя последней скотиной именно под этим взглядом.
И услышать от Дэнни извинения потом оказалось не просто приятно - это было как если бы с груди сняли тяжелый булыжник.

Когда из команды ушла Дженни Льюис, все были расстроены. Дженни была с ними с самого начала, и удар этот был не намного меньше, чем гибель Каттера. Беккер видел, что у Куинна к ней намечался серьёзный интерес, но именно Дэнни поддерживал настрой команды первое время после её ухода – его шуточки, жизнерадостные подколки и улыбка помогли всем справиться с этой потерей. В конце концов, действительно – Дженни жива, здорова и даже намеревается быть счастливой – о чём горевать?
И только когда однажды вечером после работы Беккер оказался вместе с Дэнни в ближайшем к ЦИА баре с кружкой пива в руке, с трудом соображая, как он поддался на уговоры и почему вдруг кружка уже наполовину пустая, хотя он в принципе не пьёт – он с изумлением обнаружил, что неунывающий Дэнни способен страдать. Беккера буквально ударили несколько фраз, брошенных Куинном. Это не было потоком откровений – не тот человек, чтобы жаловаться на жизнь. Но и из немногого сказанного Беккер понял, что уход Дженни Куинн воспринял как отказ лично ему. Сам понимал, что глупо, но его грызло разочарование в самом себе. Мрачный вид Куинна настолько был непривычен, что Беккер забеспокоился. Он не знал, что сказать, потому что хотя и понимал, что Дэнни был неправ, но словами ему это объяснить все равно бы не получилось. Если человек уверен, что проблема в нём – его не переубедишь, Беккер знал это по себе. Поэтому он понятия не имел, что делать, но настроение Дэнни нравилось ему всё меньше. В конце концов, с тоской брошенное «ну, значит рожей не вышел» заставило капитана подняться, поставить недопитую кружку на стойку, отобрать пустую у Куинна и, преодолевая естественное сопротивление, вывести того на улицу. Против ожиданий, Дэнни всё-таки позволил ему это, хоть и поупирался для приличия. Однако, что делать дальше, Беккер не знал - ему просто казалось, что пить Дэнни сегодня больше не надо. Тот был не пьян, нет, но непривычно хмур и углублён в себя.
Они больше не сказали ни слова, пока шли к стоянке. Беккер засомневался было, стоит ли ему отпускать Дэнни в таком состоянии одного за рулём, но тот решительно уселся в седло мотоцикла, и всем видом дал понять, что вполне в состоянии доехать до дома самостоятельно.

Мотоцикл уже скрылся за углом, а Беккер стоял на темнеющей улице, всё ещё ощущая крепкое рукопожатие Куинна и слыша слегка хриплое «Спасибо, что не мешал». Он вдруг подумал, первый раз за вечер, что Дэнни вытащил в бар не Коннора с Эбби, с которыми у него сложились доверительные отношения практически с первых дней, не Сару, не одного из военных, с которыми он тоже давно нашёл общий язык. Он не хотел, чтобы кто-то из них видел его в таком состоянии. А Беккеру позволил. Как человек сам по натуре скрытный и не подпускающий к себе близко никого, капитан это доверие оценил.
А Дэнни оценил его молчаливое понимание. И хотя пить Беккер так и не начал, но в баре с Куинном с тех пор зависал не один раз. Тему личной жизни они больше не поднимали, зато много говорили обо всём остальном – и о работе, и о том, что её не касалось. Вернее, говорил Дэнни, а Беккер слушал, изредка вставляя свои веские замечания, почему-то неизменно веселившие собеседника. Однажды капитан даже решил обидеться, но Дэнни просто хлопнул его по плечу и сообщил, что люди, редко открывающие рот, как правило, говорят умные мысли, и их слышать само по себе радостно. Беккер почувствовал себя идиотом и одновременно очень умным. Сочетание этих противоречивых ощущений заставило его сначала задуматься, а потом махнуть рукой и все-таки заказать пива.

А потом Дэнни исчез вместе с Коннором и Эбби, преследуя сумасшедшую Хелен Каттер, сбежавшую в аномалию. Они не вернулись, и ни одна из поисковых экспедиций не принесла не то чтобы успеха в поисках, но даже и намёка на след этих троих. Когда в одной из операций погибла Сара Пейдж и поиск прекратили, это стало последней каплей, последним звеном в цепи потерь Беккера. Он ушел из ЦИА, и некоторое время не мог придти в себя, буквально загибаясь под гнётом чувства вины за все смерти и исчезновения, которые он допустил, не сумев выполнить свою работу – обеспечить безопасность доверивших ему свои жизни людей. Потом, конечно, он вернулся. Кто ж устоит перед такими уговорами, какими его звали обратно... Но чувство вины и потери не оставляло его ни на минуту. Со временем оно стало глуше, притупилось, и было уже не иглой в сердце, а просто ещё одним камнем, висевшим на душе дополнительной тусклой тяжестью. Но вот когда оно притупилось, Беккер неожиданно осознал, до чего ему не хватает этих разговоров у барной стойки.

Дэнни был единственным человеком, которого капитан мог назвать другом. Не только потому, что они вместе ходили в бар, конечно. После того случая с уходом Дженни Беккер почувствовал, как между ними появилось то, что до сих пор в его жизни практически отсутствовало – обычное для других дружеское доверие. Сейчас Беккер рассказал бы Дэнни про Джесс, про неясное щекочущее чувство где-то в животе, появляющееся, когда она проходит мимо, про то, как вдруг начинает биться сердце, когда она сидит рядом на своем крутящемся кресле, про то, как замирает дыхание, когда она смотрит на него своими огромными восхищёнными глазами. И как много ему нужно приложить усилий, чтобы всё это – и сердце, и дыхание, и бабочки в животе оставались внутри, незаметными для неё и всех остальных. И про то, что он впервые в жизни не уверен, что ему стоит соблюдать собственное правило – никаких серьёзных отношений на службе.
А кроме Джесс, был еще Мэтт Андерсон, которому, в противоположность Куинну, капитан не мог доверять до конца даже по работе - внутреннее чутье не позволяло.
А еще была проблема с оружием – вечный спор Беккера с руководством ЦИА. Тот же Мэтт настоял на применении шокеров, пусть и мощных, - и никакого боевого оружия. Беккер чувствовал себя беззащитным с этим излучателем, даже после испытаний его эффективности на себе самом, и по-настоящему опасался, что снова подведёт людей. В последнее время это был самый настоящий страх, который он преодолевал ежедневно, вылезая из кожи вон, чтобы не допустить новых потерь.
Всё вместе было слишком сложно, и распутать этот клубок сложностей у Беккера не получалось, но он был уверен, что Дэнни просто сказал бы что-нибудь такое, что помогло бы. А ещё он был уверен, что больше ни с кем не смог бы просто поделиться всем этим. Он и не делился...

***

Это был долгий день - когда они нашли Дэнни, а Дэнни нашел своего брата, Патрика, потерянного в детстве - прямо как в индийском фильме. Только вот хэппи-энда не вышло. Чертов сумасшедший Патрик рванул в Плиоцен, в открытую аномалию, а Дэнни, как примерный старший брат, не смог отпустить его одного. Беккер узнал об этом уже потом, когда Эбби забежала к нему в медчасть, где он отходил от двух выстрелов ИМД в упор. Сделанных, кстати, тем же Патриком.
Эбби ушла, а он смотрел в белый потолок и думал о том, что Дэнни не понимает, с кем связался. Или наоборот - понимает, потому и связался. Беккер разглядывал еле заметные разводы непонятного происхождения на ровной поверхности, и чувствовал, как тяжёлое беспокойство за этого рыжего болвана, не сказавшего даже «до свиданья!» перед очередным рейдом в прошлое, перерастает в глухую злость на идиота Патрика, который может как и сам убить брата, так и помочь это сделать местным динозаврам - по умыслу или по глупости. А еще в нем поднималась непонятная горечь от того, что он так и не успел ничего сказать. Хотя на самом деле, наверное, он и не сказал бы. Зачем говорить вслух такие вещи. Он знает, что Дэнни ему друг, а Дэнни наверняка тоже это знает.
И горечь медленно превращается в спокойствие ожидания.
Так много разных эмоций, перетекающих одна в другую…
И только одного чувства в нём почему-то не было. Того самого, которое испарилось в момент, когда он сжимал худое исцарапанное запястье, подсчитывая удары живого неуёмного куинновского сердца - чувства вины и потери.

Дэнни вернётся. Он всегда возвращается, как тогда, в первый раз, в ангаре с джи-рексом, и обязательно скажет что-нибудь такое, от чего станет легче на душе.
Например: «Привет, Беккер, да у тебя новая пушка? Познакомь!»